I`m a part of old Dublin, and Dublin is me
Как переписывали Пушкина, Золя и Льва Друскина
В Армавире усилиями священника Свято-Троицкого собора недавно была издана пушкинская «Сказка о попе и работнике его Балде». На событие никто не обратил бы внимание, если бы произведение не оказалось подмененным: вместо текста, всем известного по полным и просто собраниям сочинений Пушкина, опубликованной оказалась «Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде».
Именно так ее назвал В. Жуковский, который пушкинское сочинение подработал и опубликовал в 1840 году. Остался вопрос: зачем армавирский священник все это затеял?
Предполагаемый круг читателей «Сказки о купце» – учащиеся воскресной школы при храме. Им вместо скомпрометированного Пушкиным попа предложили купца, которого компрометировать можно, не страшно. Впрочем, всем понятно, что это жест не педагогический, а идеологический, и не просто жест, а активное действие в борьбе РПЦ за влияние. Если бы речь шла только о просвещении учащихся, можно было спокойно переиздать «Сказку о Царе Салтане», «Сказку о рыбаке и рыбке» и вообще любую другую из оставшихся, а про «Сказку о попе…» забыть.
Но священнику нужно было продемонстрировать наступательную активность РПЦ и ее претензию на духовную цензуру, чем РПЦ на самом деле хотела бы заниматься и что определило бы, наконец, ее общественную функцию. Которая пока ограничивается захватом недвижимости и движимости (вроде музейных икон XIV в.) и необязательными даже для всех православных календарными ритуалами с трансляциями соответствующих шоу по ТВ. Естественно, что духовная цензура (т.е. цензура духовного ведомства) позволила бы РПЦ играть в обществе одну из центральных ролей. А в качестве повода для дискуссии была выбрана замена «неполиткорректного» варианта сказки, на «политкорректный», причем Пушкин тут нужен как усилитель шума вокруг этой акции, что и сработало.
Если бы не этот подтекст, то об эпизоде с армавирским изданием Пушкина вообще не стоило бы и говорить.
НАЗАД, В ПОЗАПРОШЛЫЙ ВЕК
Тем более что вариант Жуковского в пушкинистике известен и описан еще в книге: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. М.; Л., 1948. Т. 3. Здесь, во-первых, указано, что вариант был напечатан в журнале «Сын отечества» за 1840 г., во-вторых, подчеркнуто, что «по цензурным требованиям, сказка подверглась существенному искажению: “поп” был обращен в “купца Кузьму Остолопа”», в-третьих, сведены в таблицу все разночтения в 23 строках сказки, в четвертых, указано, что «эти искажения устранены Ефремовым в его втором издании собрания сочинений Пушкина, т. III, 1882».
Поэтому ничего нового священник из Армавира в пушкинистику не внес. Зато напомнил о цензуре, предложив вернуться на 170 лет назад – даже не в прошлый, а сразу в позапрошлый век.
В 1840 г. ответственным редактором «Сына отечества» был Александр Никитенко (при фактическом редакторе Николае Полевом), который с 1833 г. сам был цензором Петербургского цензурного комитета, а кроме того, на номере журнала с искаженной сказкой Пушкина указаны еще три цензора: В. Лангер, С. Куторга и Е. Ольдекоп. И все это нагромождение чиновников из цензурного комитета следило за каждой буквой в журнале, отчего он получался скучным до невероятия. Кстати, именно Пушкину принадлежит знаменитая эпиграмма: «”Сыны отечества” и “Вестники Европы” / Полезны для ума, но более для жопы».
Естественно, посылы были самые благие. Как отметил Никитенко в программной лекции 1832 г. в связи с занятием кафедры русской словесности Петербургского университета, задачей литературы является внушение благородного образа мыслей юношеству: надо дать ей «нравственную точку опоры».
Что же до Жуковского, то с 1826 по 1841 г. он был наставником наследника, будущего императора Александра II, в 1840 г. – действительным статским советником. 25 лет тесной связи с двором наложили отпечаток и на мировоззрение, и на поведение, привели к склонности к компромиссам, что совсем уж не было свойственно Пушкину. Идея напечать произведение ценой его порчи – это Пушкину с его философией «самостоянья» было чуждо. Но зато естественно для Жуковского. Таким образом, публикация искаженной Жуковским сказки Пушкина – деяние совершенно антипушкинское по духу.
ОСКОРБЛЕНИЕ ЧУВСТВ АТЕИСТОВ
Тем более что сильно пострадал и смысл. Комическая фигура попа-идиота, погнавшегося за дешевизной, опирается на фольклорную традицию, на русские народные сказки, высмеивающие попов. Например, в «Русских заветных сказках» антиклерикализм нередко объединяется с эротической темой, и получаются непристойные рассказы о священнослужителях.
Другой источник – так называемая «русская демократическая сатира» XVII века, например, «Сказание о попе Саве и о великой его славе»:
«Послушайте, миряне и все православные християне,
што ныня зделалася, великое чудо учинилася
над долгим попом, над премым дураком…»
Третья строчка сказания – и поп, сразу, безо всяких объяснений, назван дураком. Функция «дурака» в русской культуре разнообразна. С одной стороны, это Иван-дурак, в случае с которым «дурак» это маска. С другой стороны, это дурак-начальник, которое кормится с прибыльного места, но при этом ума не имеет. Дурак поп Сава относится ко второй категории, и это касается всех других фольклорных попов. Дурак-купец разорится сразу, дурак-поп может исправлять свою службу и будучи дураком, его доход зависит не от ума, а от занимаемой должности.
Замена попа на купца, естественно, уничтожает народность произведения Пушкина. К тому же купец, если и встречался в фольклоре, то в наихудшем для себя случае представал хитрым обманщиком. Глупый купец, купец-остолоп – это нонсенс. Так не бывает, купцы всегда – «это такие мошенники, каких свет не производил» (слова Городничего в «Ревизоре»). Так что с заменой попа на купца Жуковский вообще дал маху.
Но «поехало» вообще все, поскольку литература – это сложная система: одно дело, например, когда черти должны платить оброк попу (естественная антитеза бог – дьявол, поп – черт), и совсем другое – когда купцу. Перед попом, служителем Бога, символизирующего добро и благо, черти навсегда «виноваты» самим фактом своего мерзкого существования, и потому должны попу, должны платить оброк, искупая вину. А перед купцом никак виноваты быть не могут. Можно отметить и множество мелочей типа: название сказки у Пушкина в раёшный стих укладывается, а в варианте Жуковского – нет. И размер раешника везде нарушен, потому что «поп» - односложное слово, а «купец» - двусложное.
С учетом сказанного, предложенный Жуковским цензурный вариант представляется несомненной порчей оригинала, лишенной культурного значения. Он интересен исключительно как материал для комментария, куда и был включен в издании 1948 года.
МЕТОДАМИ СОКРАЩЕНИЯ
Оригинальным предложение заменить антиклерикальный вариант сказки на «антикупеческий» не назовешь, потому что аналогичная редактура в русской культуре и до 1917 года, и после встречалась часто и в самых разных вариантах.
Самый радикальный вариант – не публиковать вообще. По рукописи «Сказку о попе…» не публиковали до 1882 года. «Русские заветные сказки» в России опубликовали только в конце 1980-х. В разное время и по разным причинам не публиковали произведения Баркова Лермонтова, Льва Толстого, Герцена, Набокова, Бродского… Бывает, что при переиздании вышедших за рубежом книг произвольно выбрасывают то, что кажется ненужным, неудобным, причем делают это даже без указания на купюры.
Государственной цензуры сейчас нет, но зато есть цензура либеральная, которая не лучше. Например, мемуары Льва Савельевича Друскина «Спасенная книга» (London, 1984) были дважды переизданы в Петербурге – в 1993 и в 2001 гг. Первый раз в издательстве при журнале «Звезда», второй раз – в издательстве «Геликон Плюс» А. Житинского. В обоих изданиях была выброшена большая глава, посвященная ленинградским писателям, причем читателям не сообщили в обоих случаях, что текст неполон. Что выброшено? То, что показалось издателям лишним, ненужным, – характеристики Гранина, Дудина, Рытхэу, а также менее известных «мелких бесов» ленинградской писательской организации, которых Друскин описал с сарказмом, неприятной наблюдательностью и злопамятностью. Армавирский священник решил защитить от Пушкина попа, а петербургские издатели защищали от Друскина членов Союза писателей. Например, выбросили такие сведения:
«У сестры Даниила Александровича Иры в паспорте - еврейка. А у Даниила Германа, кроме фамилии, изменена и национальность. То ли он белорус, то ли кто другой – во всяком случае, не еврей. Так в нашей стране удобнее» (Друскин Л. С. Спасенная книга: Воспоминания ленинградского поэта. L., 1984. С. 224).
О Михаиле Дудине: «Русский, член КПСС, воевал. <…> Чересчур часто уходит в пьяную отключку, зато характер партийный <…> А поэт какой? Да никакой! Крепкий профессионал. Стихи ни плохие, ни хорошие – длинные, скучные, патриотичные. Творческой индивидуальностью не обладает» (Друскин Л. С. Спасенная книга: Воспоминания ленинградского поэта. L., 1984. С. 219 – 220).
Очерк Друскина о Рытхэу – вообще очень любопытный социально-психологический портрет выскочки и циника, стремящегося к успеху и обогащению. Но читатель, купивший петербургские издания, и не знал, что ему продали урезанный вариант книги.
МИНУС ЭРОТИКА
В переводах, начиная с XIX века, также производили любые сокращения и замены. Наглядно их можно продемонстрировать на примере романов Э. Золя. «Сама по себе она (Кристина. – М. З.) уже не существует для него, он видит, любит в ней одно только искусство… <…> Что же касается до Клода, то он более ничего не говорил о ее унижаемом теле, а все свое страстное увлечение женской красотой перенес на создаваемых на полотне любимых женщин. Они одни только и заставляли его сердце усиленно биться. Он всегда предпочитал иллюзию действительности. Кристина была живое существо, которое он мог достать рукою, и она в один сезон надоела ему, искателю еще не сотворенного, как называл его Сандоз». Это фрагмент романа «Творчество», напечатанный в 1885 г. в газете «Биржевые ведомости».
«Он предпочел женщине иллюзию своего искусства, погоню за недостижимой красотой – безумное желание, которое ничто не могло насытить. Ах! Желать их всех, создавать их по воле своей мечты, эти атласные груди, эти янтарные бедра, нежные девственные животы, и любить их только за ослепительные тона тела, чувствовать, что они от него убегают и что он не может сжать их в объятиях! Кристина была реальностью, до нее можно было дотянуться рукой, и Клод, которого Сандоз называл “рыцарем недостижимого”, пресытился ею в течение одного сезона». Это перевод из 11-го тома собрания сочинений, выпущенного в 1960 г.
В переводах романа «Нана», изданных в 1880 г., лесбийские эпизоды (из линии Нана – Атласка) давались в сокращенном виде, хотя догадаться, о каком извращении идет речь, труда не составляло. А в первом переводе «Милого друга» Мопассана даже мимолетное упоминание лесбоса исчезло: в то время как в современном переводе Н. М. Любимова (1956) названы «уроженки острова Лесбос: Луиза Мишо из Водевиля, Роза Маркетен из Оперы» (часть первая, гл. VI), в 1885 г. было напечатано просто: «Луиза Мишо из Водевиля, Роза Маркетен из Оперы».
В советское время публиковались сокращенные переводы «Путешествий Гулливера» и «Робинзона Крузо»: в первом случае аннулировались эротические фрагменты, во втором – религиозно-философские рассуждения. Кстати, пример со Свифтом особенно любопытен, поскольку издание 1889 г. полнее, чем советские, несмотря на эротику. Как известно, Джонатан Свифт был женофобом, поэтому писал: «Они (фрейлины. – М. З.) иногда раздевали меня с ног до головы и голого клали к себе на грудь, что для меня было в высшей степени неприятно, потому что, если сказать правду, их кожа издавала самый отталкивающий запах»; «Они раздевались донага, переменяли сорочки в моем присутствии, и все это делалось в то время, когда я стоял на туалетном столе прямо перед обнаженным телом; но это зрелище не только не соблазняло меня, напротив, вселяло одно чувство ужаса и отвращения; грубая и неровная вблизи кожа казалась разноцветной и покрытой родимыми пятнами величиною с тарелку, а ее волоски имели вид толстых шнурков или бечевок <…>» (Свифт Дж. Путешествия Гулливера по многим отдаленным и неизвестным странам света / Полный перевод с английского П. Канчаловского (так!) и В. Яковенко. М., 1889.). Такие «физиологические» пассажи в СССР никогда не публиковали, оберегая народную нравственность.
В 1956 г. в серии «Библиотека приключений» выпустили роман Ж. Верна «Дети капитана Гранта». Одновременно вышел соответствующий том в собрании сочинений. В «детском» варианте» вместо «лорд Гленарван» в книге было написано просто «Эдуард Гленарван», вместо «леди Элен» - просто «Элен».
Один из последних примеров такого рода – политический перевод «Тараса Бульбы» на украинский язык. Гоголь был, как известно, русским писателем, поэтому к 200-летию на Украине выпустили юбилейный семитомник на украинском языке с исправлениями гоголевских фраз в соответствии с принципами патриотизма. «Вся южная первобытная Россия» - «Украïна, весь прадавнiй пiвдень». «Как только может один русский» - «Як умiє тiєки козак». «Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!» - «...Хай же згинуть вороги i лишається на вiки вiчнi Козацька Земля!» и т.д.
Квалифицировать подобную деятельность нетрудно, поскольку ее описал Дж. Оруэлл в романе «1984». В изображенном там министерстве правды нет постоянных, раз и навсегда данных текстов, все они постоянно переписываются по политической необходимости, старые же уничтожаются. Понятно, что в СССР, где был государственный атеизм и цензоры преследовали в рукописях малейшие намеки на религию, антиклерикальная сказка Пушкина была властям на руку. Но нынче-то, рассуждал армавирский священник, к религии и церкви отношение иное, и сказку надо соответствующим образом переписать, чтобы она не содержала диффамации в адрес попов.
Таким образом, в историко-культурном контексте армавирская инициатива выглядит вполне традиционным и естественным актом.
ИГРА В ОМОНИМЫ
Существительное «духовность» происходит от прилагательного «духовный», которое имеет два словарных значения: 1) относящийся к умственной деятельности, к области духа в противоположность материальному, 2) церковный, относящийся к духовенству.
И вот постепенно все, что относится к области духа из первого значения, непостижимым образом переписали по ведомству церкви. Эта игра в омонимы началась в 1990-е гг. почти случайно, но теперь, как только на ТВ возникает нечто, связанное с духовной жизнью, сразу возникают в качестве экспертов духовной жизни представители духовенства.
Именно на этом забавном недоразумении представители РПЦ строят свои кампании, здесь черпают источник права, например, для советов-указаний, как надо одеваться женщинам. Отсюда и претензия заменить текст сказки Пушкина.
Комментарий
Священник Александр СОРОКИН, председатель издательского отдела Санкт-Петербургской епархии РПЦ:
- Это – вопрос, с одной стороны, забавный, а с другой – очень серьезный. Серьезность ему придают величие «нашего всего», в смысле Пушкина, и сама тема антиклерикализма, а также анти-атниклерикализма, то есть реакции на антиклерикализм. Но в целом история вызывает у меня улыбку – мне кажется, это не тот случай, когда наша церковь нуждается в защите.
Стихи Пушкина про попа и Балду можно считать шуткой, а можно – как раз таки примером антиклерикализма, который достаточно часто встречается в искусстве. Но он не всегда плох для церкви, порой критика извне бывает полезной, обращая внимание на проблемы и подталкивая к их решению. Ведь мы знаем, что Пушкин был глубоко верующим человеком и едва ли, сочиняя эту сказку, имел намерение обидеть всю Православную церковь.
В этой связи мне вспоминается одна история, рассказанная мне моим отцом. В 1971 году советская власть разрешила провести Поместный собор для избрания нового главы Русской православной церкви после смерти патриарха Алексия I. На соборе присутствовали представители других православных церквей, в том числе греческих. После него была организована культурная программа - концерт в Большом театре. В программе значилась «Русская сказка», и заранее не было известно, что за сказка. Все расселись в зале, на сцену выходит конферансье и объявляет, что сейчас будет прочитана сказка Пушкина «О попе и работнике его Балде». Эффект можно себе представить: возникло некоторое замешательство. Конечно, в основном все с интересом послушали, в том числе католики и другие иностранные гости, а вот некоторые православные греки встали и вышли.
Так вот, тот протест против этой сказки, в Москве в 1971 году, вызывает у меня гораздо больше понимания, чем нынешний.
Как у них
В XVIII веке в Англии пьесы Шекспира стали казаться слишком грубыми и непристойностями. В 1818 году английский врач Томас Бодлер убрал из Шекспира лишнее. 10-томное собрание сочинений классика вышло с удалением всех сцен, которые могли бы оскорбить детей и женщин. Даже Офелии не было разрешено совершить самоубийство - она, по Бодлеру, утонула случайно. В предисловии к переработанному изданию Бодлер написал: «Здесь опущены слова, которые нельзя читать вслух при всей семье».
Впрочем, утверждают, что авторство переработанного Шекспира только было приписано Томасу Бодлеру – для издания все тексты обработала его сестра Генриетта, но в те времена считалось, что женщина не может иметь дело со столь неприличными материями, поэтому ей пришлось поставить имя брата.
Михаил ЗОЛОТОНОСОВ
Ни в коем случае не хочу затронуть чувства нормальных граждан, но это уже, по моему мнению, маразм. Оставьте Пушкина в покое!
В Армавире усилиями священника Свято-Троицкого собора недавно была издана пушкинская «Сказка о попе и работнике его Балде». На событие никто не обратил бы внимание, если бы произведение не оказалось подмененным: вместо текста, всем известного по полным и просто собраниям сочинений Пушкина, опубликованной оказалась «Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде».
Именно так ее назвал В. Жуковский, который пушкинское сочинение подработал и опубликовал в 1840 году. Остался вопрос: зачем армавирский священник все это затеял?
Предполагаемый круг читателей «Сказки о купце» – учащиеся воскресной школы при храме. Им вместо скомпрометированного Пушкиным попа предложили купца, которого компрометировать можно, не страшно. Впрочем, всем понятно, что это жест не педагогический, а идеологический, и не просто жест, а активное действие в борьбе РПЦ за влияние. Если бы речь шла только о просвещении учащихся, можно было спокойно переиздать «Сказку о Царе Салтане», «Сказку о рыбаке и рыбке» и вообще любую другую из оставшихся, а про «Сказку о попе…» забыть.
Но священнику нужно было продемонстрировать наступательную активность РПЦ и ее претензию на духовную цензуру, чем РПЦ на самом деле хотела бы заниматься и что определило бы, наконец, ее общественную функцию. Которая пока ограничивается захватом недвижимости и движимости (вроде музейных икон XIV в.) и необязательными даже для всех православных календарными ритуалами с трансляциями соответствующих шоу по ТВ. Естественно, что духовная цензура (т.е. цензура духовного ведомства) позволила бы РПЦ играть в обществе одну из центральных ролей. А в качестве повода для дискуссии была выбрана замена «неполиткорректного» варианта сказки, на «политкорректный», причем Пушкин тут нужен как усилитель шума вокруг этой акции, что и сработало.
Если бы не этот подтекст, то об эпизоде с армавирским изданием Пушкина вообще не стоило бы и говорить.
НАЗАД, В ПОЗАПРОШЛЫЙ ВЕК
Тем более что вариант Жуковского в пушкинистике известен и описан еще в книге: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. М.; Л., 1948. Т. 3. Здесь, во-первых, указано, что вариант был напечатан в журнале «Сын отечества» за 1840 г., во-вторых, подчеркнуто, что «по цензурным требованиям, сказка подверглась существенному искажению: “поп” был обращен в “купца Кузьму Остолопа”», в-третьих, сведены в таблицу все разночтения в 23 строках сказки, в четвертых, указано, что «эти искажения устранены Ефремовым в его втором издании собрания сочинений Пушкина, т. III, 1882».
Поэтому ничего нового священник из Армавира в пушкинистику не внес. Зато напомнил о цензуре, предложив вернуться на 170 лет назад – даже не в прошлый, а сразу в позапрошлый век.
В 1840 г. ответственным редактором «Сына отечества» был Александр Никитенко (при фактическом редакторе Николае Полевом), который с 1833 г. сам был цензором Петербургского цензурного комитета, а кроме того, на номере журнала с искаженной сказкой Пушкина указаны еще три цензора: В. Лангер, С. Куторга и Е. Ольдекоп. И все это нагромождение чиновников из цензурного комитета следило за каждой буквой в журнале, отчего он получался скучным до невероятия. Кстати, именно Пушкину принадлежит знаменитая эпиграмма: «”Сыны отечества” и “Вестники Европы” / Полезны для ума, но более для жопы».
Естественно, посылы были самые благие. Как отметил Никитенко в программной лекции 1832 г. в связи с занятием кафедры русской словесности Петербургского университета, задачей литературы является внушение благородного образа мыслей юношеству: надо дать ей «нравственную точку опоры».
Что же до Жуковского, то с 1826 по 1841 г. он был наставником наследника, будущего императора Александра II, в 1840 г. – действительным статским советником. 25 лет тесной связи с двором наложили отпечаток и на мировоззрение, и на поведение, привели к склонности к компромиссам, что совсем уж не было свойственно Пушкину. Идея напечать произведение ценой его порчи – это Пушкину с его философией «самостоянья» было чуждо. Но зато естественно для Жуковского. Таким образом, публикация искаженной Жуковским сказки Пушкина – деяние совершенно антипушкинское по духу.
ОСКОРБЛЕНИЕ ЧУВСТВ АТЕИСТОВ
Тем более что сильно пострадал и смысл. Комическая фигура попа-идиота, погнавшегося за дешевизной, опирается на фольклорную традицию, на русские народные сказки, высмеивающие попов. Например, в «Русских заветных сказках» антиклерикализм нередко объединяется с эротической темой, и получаются непристойные рассказы о священнослужителях.
Другой источник – так называемая «русская демократическая сатира» XVII века, например, «Сказание о попе Саве и о великой его славе»:
«Послушайте, миряне и все православные християне,
што ныня зделалася, великое чудо учинилася
над долгим попом, над премым дураком…»
Третья строчка сказания – и поп, сразу, безо всяких объяснений, назван дураком. Функция «дурака» в русской культуре разнообразна. С одной стороны, это Иван-дурак, в случае с которым «дурак» это маска. С другой стороны, это дурак-начальник, которое кормится с прибыльного места, но при этом ума не имеет. Дурак поп Сава относится ко второй категории, и это касается всех других фольклорных попов. Дурак-купец разорится сразу, дурак-поп может исправлять свою службу и будучи дураком, его доход зависит не от ума, а от занимаемой должности.
Замена попа на купца, естественно, уничтожает народность произведения Пушкина. К тому же купец, если и встречался в фольклоре, то в наихудшем для себя случае представал хитрым обманщиком. Глупый купец, купец-остолоп – это нонсенс. Так не бывает, купцы всегда – «это такие мошенники, каких свет не производил» (слова Городничего в «Ревизоре»). Так что с заменой попа на купца Жуковский вообще дал маху.
Но «поехало» вообще все, поскольку литература – это сложная система: одно дело, например, когда черти должны платить оброк попу (естественная антитеза бог – дьявол, поп – черт), и совсем другое – когда купцу. Перед попом, служителем Бога, символизирующего добро и благо, черти навсегда «виноваты» самим фактом своего мерзкого существования, и потому должны попу, должны платить оброк, искупая вину. А перед купцом никак виноваты быть не могут. Можно отметить и множество мелочей типа: название сказки у Пушкина в раёшный стих укладывается, а в варианте Жуковского – нет. И размер раешника везде нарушен, потому что «поп» - односложное слово, а «купец» - двусложное.
С учетом сказанного, предложенный Жуковским цензурный вариант представляется несомненной порчей оригинала, лишенной культурного значения. Он интересен исключительно как материал для комментария, куда и был включен в издании 1948 года.
МЕТОДАМИ СОКРАЩЕНИЯ
Оригинальным предложение заменить антиклерикальный вариант сказки на «антикупеческий» не назовешь, потому что аналогичная редактура в русской культуре и до 1917 года, и после встречалась часто и в самых разных вариантах.
Самый радикальный вариант – не публиковать вообще. По рукописи «Сказку о попе…» не публиковали до 1882 года. «Русские заветные сказки» в России опубликовали только в конце 1980-х. В разное время и по разным причинам не публиковали произведения Баркова Лермонтова, Льва Толстого, Герцена, Набокова, Бродского… Бывает, что при переиздании вышедших за рубежом книг произвольно выбрасывают то, что кажется ненужным, неудобным, причем делают это даже без указания на купюры.
Государственной цензуры сейчас нет, но зато есть цензура либеральная, которая не лучше. Например, мемуары Льва Савельевича Друскина «Спасенная книга» (London, 1984) были дважды переизданы в Петербурге – в 1993 и в 2001 гг. Первый раз в издательстве при журнале «Звезда», второй раз – в издательстве «Геликон Плюс» А. Житинского. В обоих изданиях была выброшена большая глава, посвященная ленинградским писателям, причем читателям не сообщили в обоих случаях, что текст неполон. Что выброшено? То, что показалось издателям лишним, ненужным, – характеристики Гранина, Дудина, Рытхэу, а также менее известных «мелких бесов» ленинградской писательской организации, которых Друскин описал с сарказмом, неприятной наблюдательностью и злопамятностью. Армавирский священник решил защитить от Пушкина попа, а петербургские издатели защищали от Друскина членов Союза писателей. Например, выбросили такие сведения:
«У сестры Даниила Александровича Иры в паспорте - еврейка. А у Даниила Германа, кроме фамилии, изменена и национальность. То ли он белорус, то ли кто другой – во всяком случае, не еврей. Так в нашей стране удобнее» (Друскин Л. С. Спасенная книга: Воспоминания ленинградского поэта. L., 1984. С. 224).
О Михаиле Дудине: «Русский, член КПСС, воевал. <…> Чересчур часто уходит в пьяную отключку, зато характер партийный <…> А поэт какой? Да никакой! Крепкий профессионал. Стихи ни плохие, ни хорошие – длинные, скучные, патриотичные. Творческой индивидуальностью не обладает» (Друскин Л. С. Спасенная книга: Воспоминания ленинградского поэта. L., 1984. С. 219 – 220).
Очерк Друскина о Рытхэу – вообще очень любопытный социально-психологический портрет выскочки и циника, стремящегося к успеху и обогащению. Но читатель, купивший петербургские издания, и не знал, что ему продали урезанный вариант книги.
МИНУС ЭРОТИКА
В переводах, начиная с XIX века, также производили любые сокращения и замены. Наглядно их можно продемонстрировать на примере романов Э. Золя. «Сама по себе она (Кристина. – М. З.) уже не существует для него, он видит, любит в ней одно только искусство… <…> Что же касается до Клода, то он более ничего не говорил о ее унижаемом теле, а все свое страстное увлечение женской красотой перенес на создаваемых на полотне любимых женщин. Они одни только и заставляли его сердце усиленно биться. Он всегда предпочитал иллюзию действительности. Кристина была живое существо, которое он мог достать рукою, и она в один сезон надоела ему, искателю еще не сотворенного, как называл его Сандоз». Это фрагмент романа «Творчество», напечатанный в 1885 г. в газете «Биржевые ведомости».
«Он предпочел женщине иллюзию своего искусства, погоню за недостижимой красотой – безумное желание, которое ничто не могло насытить. Ах! Желать их всех, создавать их по воле своей мечты, эти атласные груди, эти янтарные бедра, нежные девственные животы, и любить их только за ослепительные тона тела, чувствовать, что они от него убегают и что он не может сжать их в объятиях! Кристина была реальностью, до нее можно было дотянуться рукой, и Клод, которого Сандоз называл “рыцарем недостижимого”, пресытился ею в течение одного сезона». Это перевод из 11-го тома собрания сочинений, выпущенного в 1960 г.
В переводах романа «Нана», изданных в 1880 г., лесбийские эпизоды (из линии Нана – Атласка) давались в сокращенном виде, хотя догадаться, о каком извращении идет речь, труда не составляло. А в первом переводе «Милого друга» Мопассана даже мимолетное упоминание лесбоса исчезло: в то время как в современном переводе Н. М. Любимова (1956) названы «уроженки острова Лесбос: Луиза Мишо из Водевиля, Роза Маркетен из Оперы» (часть первая, гл. VI), в 1885 г. было напечатано просто: «Луиза Мишо из Водевиля, Роза Маркетен из Оперы».
В советское время публиковались сокращенные переводы «Путешествий Гулливера» и «Робинзона Крузо»: в первом случае аннулировались эротические фрагменты, во втором – религиозно-философские рассуждения. Кстати, пример со Свифтом особенно любопытен, поскольку издание 1889 г. полнее, чем советские, несмотря на эротику. Как известно, Джонатан Свифт был женофобом, поэтому писал: «Они (фрейлины. – М. З.) иногда раздевали меня с ног до головы и голого клали к себе на грудь, что для меня было в высшей степени неприятно, потому что, если сказать правду, их кожа издавала самый отталкивающий запах»; «Они раздевались донага, переменяли сорочки в моем присутствии, и все это делалось в то время, когда я стоял на туалетном столе прямо перед обнаженным телом; но это зрелище не только не соблазняло меня, напротив, вселяло одно чувство ужаса и отвращения; грубая и неровная вблизи кожа казалась разноцветной и покрытой родимыми пятнами величиною с тарелку, а ее волоски имели вид толстых шнурков или бечевок <…>» (Свифт Дж. Путешествия Гулливера по многим отдаленным и неизвестным странам света / Полный перевод с английского П. Канчаловского (так!) и В. Яковенко. М., 1889.). Такие «физиологические» пассажи в СССР никогда не публиковали, оберегая народную нравственность.
В 1956 г. в серии «Библиотека приключений» выпустили роман Ж. Верна «Дети капитана Гранта». Одновременно вышел соответствующий том в собрании сочинений. В «детском» варианте» вместо «лорд Гленарван» в книге было написано просто «Эдуард Гленарван», вместо «леди Элен» - просто «Элен».
Один из последних примеров такого рода – политический перевод «Тараса Бульбы» на украинский язык. Гоголь был, как известно, русским писателем, поэтому к 200-летию на Украине выпустили юбилейный семитомник на украинском языке с исправлениями гоголевских фраз в соответствии с принципами патриотизма. «Вся южная первобытная Россия» - «Украïна, весь прадавнiй пiвдень». «Как только может один русский» - «Як умiє тiєки козак». «Пусть же пропадут все враги и ликует вечные веки Русская земля!» - «...Хай же згинуть вороги i лишається на вiки вiчнi Козацька Земля!» и т.д.
Квалифицировать подобную деятельность нетрудно, поскольку ее описал Дж. Оруэлл в романе «1984». В изображенном там министерстве правды нет постоянных, раз и навсегда данных текстов, все они постоянно переписываются по политической необходимости, старые же уничтожаются. Понятно, что в СССР, где был государственный атеизм и цензоры преследовали в рукописях малейшие намеки на религию, антиклерикальная сказка Пушкина была властям на руку. Но нынче-то, рассуждал армавирский священник, к религии и церкви отношение иное, и сказку надо соответствующим образом переписать, чтобы она не содержала диффамации в адрес попов.
Таким образом, в историко-культурном контексте армавирская инициатива выглядит вполне традиционным и естественным актом.
ИГРА В ОМОНИМЫ
Существительное «духовность» происходит от прилагательного «духовный», которое имеет два словарных значения: 1) относящийся к умственной деятельности, к области духа в противоположность материальному, 2) церковный, относящийся к духовенству.
И вот постепенно все, что относится к области духа из первого значения, непостижимым образом переписали по ведомству церкви. Эта игра в омонимы началась в 1990-е гг. почти случайно, но теперь, как только на ТВ возникает нечто, связанное с духовной жизнью, сразу возникают в качестве экспертов духовной жизни представители духовенства.
Именно на этом забавном недоразумении представители РПЦ строят свои кампании, здесь черпают источник права, например, для советов-указаний, как надо одеваться женщинам. Отсюда и претензия заменить текст сказки Пушкина.
Комментарий
Священник Александр СОРОКИН, председатель издательского отдела Санкт-Петербургской епархии РПЦ:
- Это – вопрос, с одной стороны, забавный, а с другой – очень серьезный. Серьезность ему придают величие «нашего всего», в смысле Пушкина, и сама тема антиклерикализма, а также анти-атниклерикализма, то есть реакции на антиклерикализм. Но в целом история вызывает у меня улыбку – мне кажется, это не тот случай, когда наша церковь нуждается в защите.
Стихи Пушкина про попа и Балду можно считать шуткой, а можно – как раз таки примером антиклерикализма, который достаточно часто встречается в искусстве. Но он не всегда плох для церкви, порой критика извне бывает полезной, обращая внимание на проблемы и подталкивая к их решению. Ведь мы знаем, что Пушкин был глубоко верующим человеком и едва ли, сочиняя эту сказку, имел намерение обидеть всю Православную церковь.
В этой связи мне вспоминается одна история, рассказанная мне моим отцом. В 1971 году советская власть разрешила провести Поместный собор для избрания нового главы Русской православной церкви после смерти патриарха Алексия I. На соборе присутствовали представители других православных церквей, в том числе греческих. После него была организована культурная программа - концерт в Большом театре. В программе значилась «Русская сказка», и заранее не было известно, что за сказка. Все расселись в зале, на сцену выходит конферансье и объявляет, что сейчас будет прочитана сказка Пушкина «О попе и работнике его Балде». Эффект можно себе представить: возникло некоторое замешательство. Конечно, в основном все с интересом послушали, в том числе католики и другие иностранные гости, а вот некоторые православные греки встали и вышли.
Так вот, тот протест против этой сказки, в Москве в 1971 году, вызывает у меня гораздо больше понимания, чем нынешний.
Как у них
В XVIII веке в Англии пьесы Шекспира стали казаться слишком грубыми и непристойностями. В 1818 году английский врач Томас Бодлер убрал из Шекспира лишнее. 10-томное собрание сочинений классика вышло с удалением всех сцен, которые могли бы оскорбить детей и женщин. Даже Офелии не было разрешено совершить самоубийство - она, по Бодлеру, утонула случайно. В предисловии к переработанному изданию Бодлер написал: «Здесь опущены слова, которые нельзя читать вслух при всей семье».
Впрочем, утверждают, что авторство переработанного Шекспира только было приписано Томасу Бодлеру – для издания все тексты обработала его сестра Генриетта, но в те времена считалось, что женщина не может иметь дело со столь неприличными материями, поэтому ей пришлось поставить имя брата.
Михаил ЗОЛОТОНОСОВ
Ни в коем случае не хочу затронуть чувства нормальных граждан, но это уже, по моему мнению, маразм. Оставьте Пушкина в покое!
-
-
02.05.2011 в 19:51-
-
02.05.2011 в 21:00-
-
02.05.2011 в 22:39Белка Челли ой, не та, ой, не та, 80 лет безбожия чего только стоят, если учесть, откуда выплыл Кириллушка, все встает на свои места. Мне кажется, что очень наглядно все показано в фильме "Тени исчезают в полдень", там, как раз, много шуток (не смешных) на эту тему было
А, если побродить по всяким сайтам, то вообще за голову схватишься, дрязги, дележка финансов и прочая грязь
-
-
02.05.2011 в 22:4280 лет безбожия чего только стоят
Да и предыдущее многовластие ее сильно подпортило... мне думается.
-
-
02.05.2011 в 22:45да это ладно... иконы как раз зубами у музеев вырывают, на реставрацию кучу денег тратится, а в храмы никто не ходит....вот лучше б поболтали с властью на тему, каково людям живётся, к совести воззвали...А то только людям указывают -в чём ходить, как себя вести с властью, кого слушаться и т. д.... Раньше, вон митрополиты и епископы голос возвышали и увещевали великих князей, а сейчас........
-
-
02.05.2011 в 22:51Aleksich ага, обсуждение православного дресс-кода чего стоит, а церкви только в больших городах отреставрированы, а в деревнях в развалинах большинство, если вдуматься, раньше народ вокруг прихода и собирался, вокруг батюшки, а сейчас...
-
-
02.05.2011 в 23:07Ой, вспомнилось в Угличе в 2008 году!
В бывшем женском монастыре храм – действующий. Внутри… ничего. Высоченные голые стены, голые потолки, осыпающаяся штукатурка, печь в белом кафеле тоже кажется осыпающейся. А в середине на подставках несколько икон и перед ними свечи… Жутковато.
-
-
02.05.2011 в 23:10